Филип Рок - Грязный Гарри [другой перевод]
— Бывшего подозреваемого, Гарри, бывшего.
— О’кей… водил бывшего подозреваемого по делу Дикон.
— Вы знаете, что произошло с ним прошлой ночью?
— Ходят слухи, что кто-то крепко его отделал.
— Он утверждает, что это были вы.
— Он может утверждать все, что ему угодно, но я и пальцем до него не дотрагивался.
— Вы видели его вчера вечером? И видел ли он вас?
— Да, он меня видел. Я потерял его в Стоктоне, в кинотеатре, где крутят порнофильмы. Кассирша сказала, что он вышел сразу же после того, как я туда зашел. Сел в такси.
Шеф задумчиво постучал карандашом о край стола:
— Все верно, Гарри. Он взял такси и поехал на угол Кэтхей-бейзин и Берри-стрит. Как пишут вечерние газеты, таксист вспомнил, что тот человек говорил ему о встрече с полицейским инспектором по имени Каллахэн. Вы с ним встретились, Гарри?
— Нет. Я же сказал, что он ускользнул от меня.
Карандаш продолжал барабанить по столу.
— Ротко в ярости… Мэр тоже.
— Вы действительно верите, что я отделал этого типа?
— Нет… не думаю, что и они в это верят. Пресса всегда не прочь порезвиться, но это еще и вопрос политики. Не забывайте, до выборов остается всего два месяца. Окружной прокурор, если говорить честно, бесится потому, что это стопроцентное нарушение прав человека. Вы следили за этим парнем. Это невозможно отрицать.
— Я и не пытаюсь.
— Бресслер дал вам санкцию?
— Я не спрашиваю лейтенанта, что мне делать в свободное от работы время.
Шеф поджал губы и заерзал в кресле:
— Собственно говоря, ничего другого я и не ожидал. Просто Гарри Каллахэн проводит свое маленькое частное расследование.
— Мне сдать вам мою звезду?
— Не надо. Какой от этого толк. Я хочу самой малости: чтобы вы прекратили наружное наблюдение за невиновным человеком.
Гарри презрительно фыркнул:
— Вот этого-то он и добивается.
Шеф придвинулся к столу и бросил карандаш в стакан:
— Почему вы так думаете?
— Потому что он замышляет новое убийство. Я чувствую это, шеф. Он сжат как пружина. Он снова убьет. Только кого, где и как?
Глава 9
Звезды побуждают к действию, но никогда не принуждают. Это факт… это логика. Звезды управляют нашими судьбами, моей и его. И если в бездонной тьме пути наших звезд пересекутся, что ж, так тому и быть. Я не могу на это повлиять. Это судьба. Наши жизни переплелись среди звезд… Моя жизнь, его жизнь, все наши жизни. Они скользят рядом с Козерогом… Весами… Львом… Скорпионом. Они пересекаются в звездах… Моя… его…
Он с непокрытой головой стоял под моросящим дождем и разглядывал аккуратные ряды бутылок в витрине ночного магазина. Из дверей вышла женщина — в одной руке она держала пакет с двумя пластиковыми бутылками содовой, в другой — сумку, из которой выгладывало витое горлышко «шерри». Других покупателей в магазинчике не было, улица тоже опустела, лишь вдалеке проехала машина, покрышки мягко прошелестели по влажному асфальту, и снова стало тихо.
Он поднял воротник плаща и, войдя в лавку, неуверенно двинулся вдоль длинных рядов. Мужчина за прилавком отодвинул газету с результатами скачек и внимательно посмотрел на него. Это был крупный человек с большим отвисшим животом и маленькими недоверчивыми глазками.
— Чем могу помочь, приятель?
— Даже не знаю, — он подошел к прилавку и принялся изучать бутылки. Брови его были сплошным синяком, который угрожающе нависал над глубоко запавшими глазами, вокруг носа и распухших губ виднелись маленькие черные точки — следы недавно снятых швов. — Даже не знаю, что выбрать.
— Тебя никто не торопит, выбирай, — владелец лавки не мог отвести взгляда от разбитого лица. — Извини, дружище, но что с тобой произошло?
Он печально улыбнулся:
— Проиграл бой в Денвере. Я боксер… второй полусредний вес. Не повезло.
— Заметно. Он что, огрел тебя стулом?
— Это был очень сильный противник. Мексиканец. Мексиканцы очень сильны.
— Это точно, сильнее не бывает. О Господи, — хозяин пожал плечами. — Что ж, выбирай. Если понадобится моя помощь, позовешь.
— Непременно. Понимаете… я боксер и потому не пью. Ни разу в жизни не пил. Меня сегодня пригласили на вечеринку, и я хотел бы прийти с чем-нибудь необычным, по-настоящему хорошим. Понимаете, что-нибудь в пределах девяти-десяти долларов.
Хозяин задумчиво поднял голову:
— А как насчет бутылки французского коньяка? Импорт, прямо из Франции. Отличный подарок, и стоит всего восемь долларов. Это шикарно, понимаешь? Производит хорошее впечатление.
— Прекрасно, беру.
Хозяин снял с нижней полки бутылку коньяка и поставил на прилавок.
— «Реми-Мартин». Отличная выдержка. Хочешь, заверну? У меня есть очень красивая оберточная бумага.
— Спасибо, не надо, — человек вертел в руках бутылку сухого красного вина и смотрел, как хозяин осторожно ставит коньяк в бумажный пакет. — Это случайно не тот самый магазин, про который писали в газетах? Это вас грабили несколько раз подряд?
— Тот самый, приятель, — хозяин мрачно усмехнулся. — За три года четырнадцать раз. Правда, последние два раза грабителей вынесли вперед ногами — я стал отменным стрелком и теперь полностью контролирую ситуацию.
Он поставил пакет на прилавок и задрал свитер. За поясом, глубоко врезавшись в толстое брюхо, торчала безобразная черная рукоятка громадного «люгера».
— Я могу выхватить эту пушку быстрее, чем это делает в своих фильмах Мэтт Ди…
Он не успел договорить фамилию актера — человек наотмашь ударил его в лицо бутылкой. Хозяин попятился назад, еще не веря в реальность происходящего; по лицу его текла кровь.
— Нет… — вырвался короткий крик, но новый удар бутылкой — на этот раз по скуле — заставил его замолчать. Бутылка не разбилась, человек орудовал ею так, словно это была стеклянная бита. Скуля от боли и страха, хозяин грузно повалился между прилавком и стеллажами.
— Бери… бери деньги… все бери.
— К черту твои деньги.
Человек стоял над ним, на покрытых шрамами губах играла нехорошая улыбка. Он выдернул из-под свитера хозяина пистолет, взвесил в руке и сунул за пояс.
— Где ты хранишь патроны?
— Патроны? — изумленно переспросил хозяин. — Патроны?
Человек ударил его ногой в голову, чуть выше уха:
— Патроны, пули! Толстый скот! Пули! Где ты их держишь?
— Под прилавком. Не убивайте меня, пожалуйста, не убивайте!
— Убивать тебя? — удивился человек. — Что за глупость. Зачем это я буду тебя убивать?
А где-то есть одни лишь звезды. Вакханалия звезд. Только звезды и никаких людей. Только звезды и никаких зданий… никаких других огней. Ничего, кроме неба. Но где это место? В Африке? Азии? Где?
— В самом сердце Техаса, — произнес он вслух, и сидевший рядом с ним человек странно на него поглядел, встал и пересел в дальний конец автобуса.
Ложь, подумал он, чудовищная, наглая ложь. Он бывал в Далласе. По ночам там дул крепкий ветер вперемешку с песком, и ни единого огонька на черном, как свежая могила, небе. Где-то. Но где?
— Вы не скажете, который час, леди? — он полуобернулся к обвешанной пакетами женщине, которая только что села в автобус.
— Точно не знаю… около полудня, наверное, — она испуганно смотрела на его лицо.
— Благодарю вас, — он с трудом улыбнулся. — Я разбился на мотоцикле. А мой брат погиб.
— О Боже… Мне очень жаль.
— Ничего, все в порядке.
Старая сука.
Полдень. А звезды на своих местах, только их не видно. Их выжигает солнце. Но они там, наверху… ждут, когда наступит ночь. Сейчас темнеет рано. Очень многим покажется, что ночь наступила слишком рано.
Он вышел из автобуса на углу Норьеги и Шестнадцатой авеню и пешком пошел в направлении Пятнадцатой. Дождь кончился, выглянуло солнце, влажный асфальт парил. Дорога поднималась вверх, и он не торопился. Судя по тому, что на углу стояла небольшая группа женщин, времени у него было еще достаточно. Вскоре он смешался с ними и, переводя дух, прислонился к кирпичной стене. Женщины лениво переговаривались, некоторые бросили взгляд в его сторону. Было ровно двенадцать тридцать, когда аккуратный желтый школьный автобус, следующий по маршруту Лотон — Пятнадцатая авеню, подрулил к тротуару. Дюжина первоклашек вопила во все горло и прыгала по сиденьям. Двери открылись, и половина из них высыпала на улицу, стараясь по двое протиснуться в узкий проем, — они толкались и пихали друг друга локтями, борясь за честь быть первым.
— Дэви! Не смей толкать Мириам!
— Мама! У нас сегодня на обед тако[8]?
— Можно Мэри пойдет к нам? Можно, мамочка?
Крики детей громоздились один на другой, превращаясь в какофонию пронзительных звуков. Через несколько мгновений женщины и дети разошлись, щебеча на все лады, как стайка веселых пестрых птичек.
